Ржавые земли [= Боги-насекомые ] - Максим Хорсун

– У нас осталось немного воды – на три глотка; еда же закончилась совсем. Мы пойдем, посмотрим, чем богат этот изверг, ладно?

– Ладно… – нехотя согласилась Ева. – Надеюсь, вы метко стреляете, доктор.

– Будьте спокойны, Ева. Мы с Шершнем в обиду не дадим.

* * *

На лицо доктора падали белые отсветы. Рудин сидел, сложив ноги по-турецки, и завороженно наблюдал, как на гладкой стене возникают причудливые письмена и нечеловеческие фигуры древних властителей Марса. Ева пристроилась возле противоположной – обыкновенной стены, уткнулась подбородком в колени и не спускала с доктора глаз. Зловещая светящаяся стена её пугала. Шершень – и тот отказался спускаться в убежище. Но это, наверное, к лучшему: свой сахар он съел, пусть теперь держит нос по ветру.

– Удивительно! – Доктор, наконец, пришел в себя и вспомнил о баронессе. – Сколько ни смотрю, а не перестаю восхищаться!

– Осторожно, доктор, – проворчала Ева, – они навеивают страшные сны.

Доктор не поверил.

– В первый раз слышу! Уверяю – вы заблуждаетесь! – Он прикоснулся к светящейся поверхности. – В темноте эти плиты освещают путь, они согревают нас, когда мы нуждаемся в тепле. Они явно хотят что-то сообщить, – Рудин провел указательным пальцем вдоль плывущей строки. – Это что-то вроде скрижалей, наделенных… каким-то машинным сознанием, Ева. Если бы мы могли понять! Но Розеттский камень никем еще не обнаружен… Так и сидим, раскрыв рты. Смотрим в книгу, а видим, простите премного, – кукиш… В одно время я даже пробовал зарисовывать все эти иероглифы, фигуры, лики… Но вскоре убедился, что художник из меня – еще более убогий, чем писатель.

– Не стоит принижать свои способности, доктор, – улыбнулась Ева. – Ваш «Капитан Энчантикс» – недурственная вещь.

– Но не более того, – улыбнулся Рудин в ответ.

– Вы переборщили с морской терминологией, а должных пояснений нет. Иных минусов я не припоминаю.

– Да, вы правы. Редактора поленились поставить сноски. Впрочем… Неблагодарная это затея – валить все шишки на редакторов. В каком виде отнес издателю, в таком и опубликовали. Спасибо за замечание, Ева. Я бы хотел сказать: учту на будущее. Но стоит ли?

Ева подошла к доктору. Села рядом, прильнула к его плечу и прошептала, глядя на плывущие символы:

– В лагере Ипата творятся страшные вещи, Павел… Я помню, как люди писали весь этот бред… Своей кровью… Вы представляете, доктор? Ранили себя и писали!

Ева невольно поглядела на ладонь. Собственный укус заживал плохо, багровый рубец сочился.

Рудин развел руками. Он мог представить многое. Причем без особых затруднений. Молодой литератор как-никак.

– А вы случайно не знаете, доктор, что означает фраза «Кровь Кавказа пахнет нефтью»?

– Ума не приложу. Такое тоже было написано?

– Ага. А… – Она на долю секунды осеклась, затем продолжила: – А еще я видела целую гору черепов.

– Черепов?

– Да, их хранили в отдельной пещере. Там все стены были в кровавых каракулях… а черепа лежали на плите, похожей на алтарный камень.

Доктор задумался.

– Ладно… Святой Ипат подавляет волю людей, внушая ощущение религиозного экстаза. А как мыслят люди, Ева? Появился эрзац религии? Значит, необходимо додумать соответствующую атрибутику и обряды. Потому что мы привыкли, потому что мы не можем иначе. Ну, наш мозг так работает, и ничего с этим не поделаешь. Нам надо чтоб был храм с алтарем и иконостасом, чтоб причастие было и исповедь… Ну а поскольку Ипат увлек за собой только каннибалов – иные за ним не пошли, – и культ стал вырисовываться какой-то туземный. Гора черепов, говорите? Чем-то подобным промышляли индейцы Центральной Америки, насколько я помню. Добром для них это не завершилось.

– Какой ужас, доктор!

– Согласен. Когда человек теряет свое «я» и превращается в насекомое, – это всегда жутко, Ева. А когда таких «насекомых» – рой?.. – Рудин махнул рукой. – Что ж, давайте не будем о грустном. Сегодня переночуем здесь. Место это, кажется, тихое. Так что и завтра можем передохнуть… Нет? Боитесь?

Ева быстро кивнула.

– Ладно, – легко согласился доктор. – Утро вечера мудренее. Спите спокойно, Ева. Больше не будет кошмаров, обещаю.

…Непримечательный холмик ни с того ни с сего пришел в движение. Пласты грунта поползли к подножью, в поднявшейся пыли мелькнули сегментные щупальца и помятые бока. Металлические спруты вышли из оцепенения и принялись выбираться наружу.

Хлыстов отступил. Вынул из кармана револьвер, взвел курок, вопросительно поглядел на Ипата. Он был знаком с подобными тварями. Более того, Ванька Хлыст на своем опыте знал, что одолеть их очень трудно. А при помощи одного револьвера и в ближнем бою – подавно.

Тем временем две машины полностью освободились. Натужно гудя внутренними приводами, они двинулись навстречу двуногим пришельцам. Хлыстов тихонько присвистнул: бочкообразные корпуса «железяк» были покорежены – точно под паровым молотом побывали, листовая броня то там, то здесь держалась на честном слове, некоторые щупальца стали существенно короче и оканчивались пучками оплавленных проводов. Казалось, будто «железяки» вышли из суровой передряги инвалидами… после чего зарылись в землю до поры до времени.

Святой Ипат без колебаний приблизился к машинам. Послышался скрежет, – изуродованные корпуса раскрылись, словно цветочные бутоны, броня «железяк» разошлась лепестками. Хлыстов увидел переплетение металлических внутренностей: какие-то ажурные сети, проволочные спирали и прочую ни на что не похожую дрянь. Монах доверительно положил ладони на оголенные потроха. Обе машины что-то быстро забормотали. Хлыстов старательно напрягал слух, но так ничего и не разобрал. В этой бесконечной скороговорке не было ни отдельных фраз, ни отдельных слов: просто непрерывный поток не очень приятных для человеческого уха скрипящих звуков.

Хлыстов немного расслабился. Оказалось, что Вершитель, засевший внутри Ипата, решил перемолвиться словечком со старыми приятелями. Сейчас монах обменяется с «железяками» любезностями, а потом придумает, как добраться до пещеры хозяев, из-за которой весь этот сыр-бор. Сам Хлыстов совершенно не помнил, как он спускался вниз (туда-то его доставили на «летуне»), возможно, что сдуру – по отвесной стене обрыва…

Над ними возвышалась пирамидальная гора, – одна из многих в гряде. Четыре склона устремлялись под одинаковым углом к скрытой за грязно-желтыми облаками вершине. Казалось бы, их ожидает долгий, однако вполне осуществимый подъем. Но вот незадача – ближайший склон был срезан, словно кусок торта. Теперь там была отвесная стена, и не сразу можно найти на ней червоточинку пещеры.

Вскоре бормотание металлических спрутов оборвалось. Ипат поднял руки, металлические «бутоны» тут же захлопнулись. Машины приподнялись на напряженных щупальцах, а затем рванулись, словно наперегонки, вперед, к горе. Уверенно встали на гладкий базальтовый откос и легко полезли вверх.